Страшно жить без Родины…

«Русская китаянка» Мария Николаевна Тихонюк из Харламова – о любви и ненависти, о своем народе и непростой истории семьи.

За границей царской империи

      Немного остается Марии Николаевне до восьмидесятилетия, а она, как и прежде, похожа на девочку – маленькая, изящная, с крошечной ножкой. Односельчане называют её «китайка». Она усмехается:

- По отцу я – японка, по матери – русская с польскими корнями. А Китай всю жизнь перевернул…

      В середине ХIX века по царскому указанию началось очередное принудительно- добровольное переселение донских и оренбургских казаков на Дальний Восток. Позднее, часть станиц поехала жить в китайскую Маньчжурию, где постепенно усиливалось русское влияние. Среди этих переселенцев были и родные Марии Николаевны.

     Казаки с насиженного донского приволья на чужие сопки отправлялись неохотно. Но наделов не хватало – дети рождались, а земли не прибавлялось. Да и нужны были царю надежные люди на Востоке – осваивать земли Дальнего Востока, границу укреплять. Так образовались в Маньчжурии русские поселения: Драгоценка, Щучье, Дубовая, Ключевая, Трехречье.

 - Во главе с есаулом Орловым выехали служивые за прежние границы царской империи, - рассказывает Мария Николаевна. – Я – то, впрочем, родилась многим позже, но мать, бабушка много чего мне поведали. Все шепотом – вслух тогда говорить было страшно. Казаки ведь люди государевы. Жены их ружей держать не умели. Но говорили: если нет мужиков, бойся вил казачки. Вот фотографии посмотри, наши семейные: 19  век – начало 20, женщины, подбоченившись, как будто сказать хотят: «Только подойди». Ну и досталось им, конечно.

     Обосновывался казачий народ тяжело. Получив обмундирование, месячный паек да по 15 рублей на служивого человека, мужчины сразу взялись стеречь границу. Бабы да ребятишки вели хозяйство, осваивали земли.

 - Думали, на несколько лет, оказалось, на целую жизнь. Мама в Россию в 50 лет  вернулась, а родилась по пути на Дальний Восток, - вздыхает Мария Николаевна. – Перебивались люди на новом месте  с воды на квас. Жили, как могли, но веру в царя не теряли.  Все больше благодарили государя. Помню, шибко бабушка хвалила его за то, что в Пасху от его имени по куличику всем раздавали. А царь про них больше и не вспоминал. Как железную дорогу построили, так и вовсе забыл. Может, сгинули, думал. А они, ничего, поднялись понемногу. Не дала им, конечно, жизнь наша плечи расправить, но держались, как могли.

     « За японца сосватал батюшка….»

    Выжить переселенцам помогла железная дорога. Транссибирскую магистраль строили долго – почти десять лет, а чтобы соединить ее с Уссурийской, решили ускориться – провести линию через Маньчжурию. Китайско-Восточная железная дорога, как назвали этот участок, выпрямила Сибирскую Магистраль, сократив её длину на 514 верст. Вокруг дороги строили станционные здания, жилье. Появились первые заводы: стекольный, кирпичный. Одной из первых построили школу с полным пансионом. Еще раньше – храм.

  - Храм православный построили сразу, как ни трудно было, - женщина улыбается. – Батюшка-то с матушкой и решили маму сосватать, ей тогда только-только 18 исполнилось. Японец Иноуэ, отец мой, на 25 лет её старше. Но денежный, обходительный, грамотный. В наших краях тогда строителей, инженеров, ученых много было, их со всего мира на возведение Китайско – Восточной железной дороги везли. Мать – добродушная, спокойная, - замуж вышла безропотно. Да и в раю оказалась.

    Иноуэ увез молодую жену на север Китая, в город Цицикар, где у него была своя лесопилка. Жили в особняке, ездили на извозчике, посещали дорогие рестораны, вели светскую жизнь.

    Уже потом, в Омске, сын Николай как-то рассказал маме о «Маяке» - лучшем в советское время ресторане города Омска. Она удивилась: что за забегаловка? В Китае меню не подавали, только поклон и вопрос: чего госпожа желает? А дальше называй, что вздумается. Рассказывала: китаец приносит живую рыбу, она выберет, тут же убьют и приготовят. Свежие продукты в их доме оказывались, будто сами по себе, всегда лучшие и точно в срок. Яблоки, завернутые в рисовую бумагу, стояли в подвале свежие, без единой червоточинки. Купили радио – дикая роскошь для того времени. Имели свою фотокамеру, что уж совсем редкость, к ней - личного фотографа. Бывала мать в Японии. Первый ее ребенок, мальчик, сгорел в два года от дизентерии, лучшие врачи города помочь не могли. С большим перерывом родилась я. Отец вскоре умер – оказалось, болел сахарным диабетом. Прах отправили в Японию, хоронили там. Особняк испарился, средств к существованию не стало. Родственники отца поначалу матери помогали, потом требовать стали: отдай девочку, молодая, родишь еще.

   Схватит маленькую дочь, Любовь Яковлевна вернулась в Хайлар. Поселок к тому времени пополнился сибиряками, бежавшими из России от раскулачивания, которые, впрочем, часто попадали в поле зрения ЧК, после чего пропадали.

 - В Сибири тогда, считай, все кулаками были, потому что работать умели, нищенствовали только лодыри да неумехи, - считает Тихонюк. – Нажитое терять не хотелось: гнали скот по реке Аргунь, на телегах везли скарб.  Граница была вольная: хочешь – заходи, хочешь – выходи. Ребятишки на русскую сторону бегали – послушать наших, посмотреть. Коровы, бывало, в другое государство пастись уходили, пока хозяин не хватится.

« Может они нас спасали…»

   В 1932 году все изменилось – Китай оккупировали японские войска.  А в 1935 – м, советское правительство и вовсе продало Китайско – Восточную железную дорогу Японии.

  - И нас, значит, вместе с ней.  – Вздыхает женщина. – Я потом читала много: мол, в целях сохранения мира на Дальнем Востоке. Скотину, что у границы паслась, японцы постреляли. Казармы поставили, доты строить начали. Население Китая обирать стали да в армию свою сгонять. Приезжих мужчин под ружье поставили – монголов, бурятов. Казаков почти не трогали. Но брат мой двоюродный, который хотел перейти границу на советскую сторону, пострадал. А еще больше матери его, тете Марфе, досталось - за –пособничество – сухарей насушила сыну в дорогу – её японцы истязали пытками: заливали в рот воду, клали на ноги доску и прыгали впятером. Ноги отбили, так ползком и жила. Выла все – то ли от душевной боли, то ли от физической. Пытки новая власть применяла ко всем, кто казался ненадежным. Семьями народ вырезали. Звери! Им себе харакири сделать ничего не стоит, а уж другому, тем более врагу…. И к нам с проверкой часто приходили. Вели себя вежливо, ничего не скажу, разувались в коридоре, кланялись долго. Только ничего не значило это – убить могли так-же вежливо.

   О том, что началась Великая Отечественная война, «русские китайцы» не знали – вестей из России не поступало. Только под оккупантами и им жилось несладко:

 - Если в Союзе лепешки из крапивы в войну ели, то мы только на них и выживали. Сначала японцы обирали, потом наши, русские пришли уже в 1945, тоже кормить надо было. Советские войска шли вроде как с Победы, только опять на войну – на Восточный фронт. Злые: кто семью потерял, кто – себя. Благо, наши быстро японцев усмирили, хотя готовились те тщательно – доты под землей строили, оборонительные укрепления с боеприпасами, продуктовыми складами. Подорвали все, когда отступили, чтоб русским не досталось. А еще тротила везде наложили, он на вид -  как мыло. Сколько же простого люда на нем подорвалось! Весь поселок, так, поди,  не только наш, в крови был. А еще какая-то взрывчатка была, на сахар похожая. Помню, мальчишка соседский подбежал к «сладенькому»… Вот ведь жизнь. Мне уже скоро 80, а ему 6-7 лет так и осталось…  До сих пор китайцы говорят: «Спасибо русскому брату, что японское иго прогнал». А я все думаю: может, это нас спасали, ведь тогда в Китае почти 600 тысяч русских было?

   После освобождения многих «русских китайцев» сослали в лагеря. Через 10 лет реабилитировали, правда, большинство – посмертно. 

  - Некоторым повезло – в 1953 году, после смерти Сталина свидетельства о рождении выдали. А это уже надежда: может, и домой когда разрешат, - лицо Марии Николаевны светлеет. – Мы в Хайлар переехали, там русскоязычную школу открыли. 7 классов женской семинарии я окончила. Главные науки - шитье, вышивка, кулинария, три языка, музыка. Китайского не преподавали, не знала я его никогда, только выругаться и могу. Был у нас свой клуб, иногда к нам китайские парни захаживали, посмотреть, как танцуем. Их–то  девки плясать не обучены. Но женихов мы из своих выбирали, из русских. Я шитьем увлеклась сильно, с 15-ти лет мастерила платья, к ним туфельки, сумочки. Богатые  китаянки, что табунами верблюдов владели, мне заказы делали. Отчим Иван Ильич Джан Дэ Фу, по матери Волгин, у китайцев разнорабочим был, лес пилил. Пока можно, ездил на север, то есть на русскую территорию, на заработки. Работал везде, где можно. Токарил, слесарил, рыбу заготавливал, по тайге охотником-промысловиком хаживал, добывал куницу, белку в глаз бил. Доходил до Баргузина, что в Забайкалье. 

    Новая жизнь дома

    В 1955-59 годах Советское правительство разрешило нечаянным изгнанникам  вернуться домой, на освоение целинных земель. Но только русским, способным подтвердить свою национальность, а главное, благонадежность, что сделать было крайне трудно, ведь тогда даже образование было поводом для отказа. Многие решили, что проще отправиться в Австралию, Палестину, Турцию, на Филиппины, в Бразилию, Боливию, Парагвай, Аргентину.

- Мы домой сильно хотели, натерпелись без Родины, - утирает слезу Тихонюк. – С собой через границу разрешили взять только то, что унести сможешь. Фотокарточки отбирали, жгли. Ломали грампластинки антисоветских певцов: Петра Лещенко, Леонида Утесова. В вагонах для скота, сначала китайском, потом русском, отправили нас в сторону Казахстана, главного целинного края. Высадили по дороге, в Черлакском районе Омской области. Стали поднимать совхоз « Медет». «Русским китайцам» медалей не давали. Они не считалось покорителями целины – просто первыми, кто взялся распахивать омские земли. И стар, и млад с утра до утра, невзирая на погоду, готовили место для тех, кто должен был прийти за ними. Ветра, морозы, болезни, смерть… К окончанию  «целины» семье Новак, как и многим другим, уехать разрешили, но паспортов так и не дали.

 - Куда без документов? Отчима приняли в совхоз – рабочие руки сильно нужны были. Да не просто рабочие, мастеровые. Ему что крышу покрыть, что ведро из жести согнуть – все было по силам. Не очень грамотный, но терпеливый, выносливый, как все китайцы. А землю любил – сад, огород, охоту, рыбалку – как русский. Всеми сельскими специальностями владел – токарь, тракторист, слесарь, сварщик,  механизатор. Когда Омский аграрный институт только комплектовался, поступило новое импортное оборудование. Собирать оказалось некому, кроме него – почти вся техника на кафедре механизации через отцовы руки прошла. Комбайнером работал, себя не жалел, результаты  хорошие показывал. Председатель, по наивности, его к ордену Ленина представлял, только не дали высокой награды китайскому подданному. А он никак не мог избавиться от китайского гражданства. Без малого 20 лет писал в посольство КНР, получал отказ. А в 1975 году после уборки выпил крепко, начертал на китайском паспорте матерные слова, высморкался в него и отправил в посольство. Протрезвев, сложил в мешок нательное, сухарей приготовил…. Но ему вдруг выдали советский паспорт. Мама пела тогда, отчим на балалайке играл….

   Мария Николаевна  встретила будущего мужа, Николая Ивановича Тихонюка, на танцах в профессиональном училище №30 почти 50 лет назад. Жили, первое время,  в бывшей деревне Кирпичное, после переехали в Харламово, где и живут до сих пор. Почти 30 лет Мария Николаевна отработала портнихой в местном комбинате бытовых услуг, родила и вырастила троих сыновей.

- А в Китае я с тех пор не была и не хочу – вдруг не разрешат вернуться…- Признается она. – Боялись мы всю жизнь. Мать так и не оправилась. Работала сторожем в свинарнике, хотя могла преподавать в школе литературу, музыку, английский, французский, немецкий языки. Но всё старалась быть незаметной - от греха подальше. Только перчатку кружевную, с молодости сохранённую, в кармане фуфайки всегда носила в носовой платочек завёрнутую, всё к себе прижимала. Страшно жить без Родины…

Юлия Лещинская.

Таврические новости от 29 января 2016 г.